С момента приступа прошло уже четыре года и темные очки, которые сейчас поправлял Изольд, стали как будто неотъемлемой частью лица мужчины. Для него самого - в первую очередь. Несмотря на то, что ему постоянно говорили, будто радужка почти не изменилась, разве что - чуть помутнела, еврею все равно казалось, будто цвет ее стал совершенно отвратительным. Это убеждение проистекало из мысли о том, что глаукома - отвратительна.
Итак, был удивительно серый и дождливый для этого солнечного города день, и окуляры, скрывавшие за прямоугольными стеклами некогда лучистые очи Штрассенберга, смотрелись странновато. К тому же сейчас Изольд сидел в давно знакомом ему довольно недорогом, еще со школьных лет любимом кафе и ждал заказ.
Охраны рядом не было, в кафе владельца отеля знали, так что он мог совершенно спокойно чувствовать себя, сидя за столиком. Раньше ему бы, пожалуй, хотелось почитать, или хотя бы просто полистать меня от нечего делать - заказ уже находился на стадии приготовления. Теперь об этом даже мысль не посещала, что свидетельствовало о глубокой душевной деградации.
Иногда он шутил с официанткой, пробегавшей мимо, но дальше этого и размеренного постукивания по столу пальцами дело не шло.

Далее все происходило совершенно по странному сценарию. Полное отсутствие зрения часто являлось для Изольда причиной дезинформации - в том числе и на этот раз.
Удар, вибрация прошла по столику - коснулась пальцев... мужчина отдернул руку. Дальше - резанувший по ушам окрик, что дало владельцу отеля понять пока что только одну вещь: в кафе новый администратор. Прежний никогда не кричал, во всяком случае - когда одним из его посетителей был Штрассенберг. Слишком хорошо было известно, что у слепых слух тоньше, а значит крик мог слишком сильно резануть по ушам.
Почти сразу последовал удар об пол: кому-то досталось. Изольд хотел было встать, чтобы на ощупь найти неудачливого посетителя и помочь ему подняться, но не успел - шорох бумаг... Штрассенберг вздрогнул - эти бумаги ему нужно было передать другу завтра, и если бы что-то потерялось... сам он получил их совсем недавно.
Еврей хмуро остался сидеть. Ответить он ничего не успел, но кейс ему сунули обратно... голос, ответивший администратору, был совсем юношеским.
- С каких пор здесь так обращаются с людьми? - в голосе прозвучала неприкрытая злоба. - И с каких пор тут кричат?
Официантка, судя по шепоту, что-то торопливо объясняла новому администратору. Она-то знала этого обычно улыбчивого слепого богача, который заказывал почти всегда только сладкое и оставлял неплохие чаевые...
Штрассенберг встал, взяв кейс. Неподалеку должна была стоять машина с охраной...
- Отмените заказ, - проинформировал девушку Изольд и сунул ей пятьдесят долларов. - это за беспокойство лично Вам. А сюда я не приду, пока не уволят этого типа.
Когда надо - и порой когда не надо - он умел быть очень... злопамятным.
Выйдя на крыльцо, бизнесмен едва не запнулся... , трость наткнулась на что-то мягкое. Он наклонился, пошарив рукой в воздухе, и тронул наконец, сидящего за плечо.
- Эй. Вы живы?

Трудно сказать, что сыграло свою роль во вспышке агрессии со стороны работодателя охранника на сей раз - но когда его подозвал хозяин, а затем ему в нос впечатался крепкий кулак Изольда, на удивление метко для слепого ударяя в переносицу, видавший виды и привыкший к тому, что мужчина сам не любит, когда ему уделяют чрезмерное внимание незнакомцы, секьюрити с изумлением сел на асфальт возле машины.
Штрассенберга же, который умудрился не принять свою обычную дозу легких наркотиков, раздражало буквально все и вся. В частности - людское хамство.
- Быстро езжай за ним, - процедил сквозь зубы Изольд, садясь в машину...
Юношу они настигли довольно быстро, как никак тот был пешеходом.
- Погоди. Торопишься? - стекло отъехало вниз, Изольд не стал выглядывать из окна - его и так теперь было видно, а сам он при всем желании видеть ничего не мог. - Я не настаиваю, но может уделишь мне минутку внимания?
Улыбка растянула губы, обнажая крупные белые зубы. Вот только улыбался он кому-то несуществующему прямо перед собой.

- Совершенно ни за чем, но мне показалось, тебе впрямь некуда идти и, кроме того... - Изольд чуть нагнулся вперед, к водителю автомобиля и поинтересовался на иврите. - Скажи, Николай, юноша ранен?
Изольд, как и его водитель, говорили преимущественно на английском, но оба - с акцентом, при том разным. Но последнюю фразу Штрассенберг намеренно проговорил на родном языке.
- У него голова в крови. и плечи. - неохотно ответил Николай, тоже на иврите. Изольд слегка кивнул и вновь обратился к молодому человеку.
- Мой шофер говорит, ты ранен. С тобой плохо обошлись. Если ты не торопишься, я был бы признателен тебе, если б ты сел в мой автомобиль и добрался... дальше - куда душа просит. До ближайшего медпункта, к себе домой - если все же есть куда, к друзьям или ко мне. В любом случае обязательным условием является медицинский осмотр.
Помедлив, мужчина как-то слегка устало, несмотря на улыбку, произнес:
- Я просто хочу помочь.
Остаток фразы - про неоказание ответных услуг, отсутствие интимного или корыстного подтекста и прочее, он не счел нужным произнести, в силу некоторой врожденной непроницательности решив, что и так все ясно.

Врачи, в лучших традициях, все сделали, как надо. По крайней мере, судя по тому, что теперь юноша ходил и говорил... не так шатаясь и не таким умирающим голосом, как до того. Доверчивость парня не удивляла Изольда - в свое время он тоже частенько велся на незнакомых людей.
Сейчас, дома, хозяина держала под руку экономка - давняя подруга его матери, которая наотрез отказалась просто жить за счет мужчины, которого знала еще мальчиком, и теперь истово следила за порядком в его доме. На незнакомого юношу она поглядывала недоверчиво, но вполне доброжелательно.
- Это Сара, - представил ее владелец "минидворца". - Она обо мне заботится. Думаю, вы поладите. если хочешь, можешь пока остаться здесь.
Несмотря на довольно противоречивое "пока", по тону Штрассенберга было ясно слышно, что "пока" в данном случае - понятие ооочень растяжимое. Ему слишком осточертело все вокруг, и постепенно затягивал водоворот наркотиков, поэтому Изольд отчаянно искал хоть что-то, могущее его заинтересовать. Сейчас ему был интересен этот юноша. Помолчав, Изольд задал вопрос:
- Скажи, как тебя зовут. Если ты и говорил, я не запомнил. Извини. И... сколько тебе лет. И... - на одном дыхании выдал Штрассенберг, ничуть не смущаясь своего любопытства. - Какого цвета у тебя волосы и глаза.

- О, немец. - Еврей расхохотался - хрипловато, добродушно и несколько лукаво. - Забавное у нас с тобой сочетание национальностей, господин Штайн. Весьма... - Изольд закинул ногу на ногу, поправил огромные очки, которые, кстати, выбирала Сара, поэтому они ему не слишком шли, и ухмыльнулся. - А у меня есть причины этого - кстати, чего именно? - не делать?
Штрассенберг поразмышлял и выдал:
- И кроме того, Сара обо мне заботится, да... а по твоей логике, это я должен ей помогать, - он хитро улыбался. - да, кстати. Меня зовут Изольд, - спохватился еврей, припоминая, что запамятовал представиться. - Рад знакомству. Как твоя голова?
Пальцы постукивали по подлокотнику кресла. Эта привычка была присуща слепому уже несколько лет. Она как бы свидетельствовала о каком-то непрестанном нервном напряжении, которое стало стилем жизни. Точнее, въелось в жизнь.
- Куда собираешься после этой ночи? - поинтересовался Штрассенберг нарочито вежливо.

- А что ты умеешь? - счел нужным поинтересоваться Штрассенберг, не убирая руку и слегка наклонив голову. - И кстати, ты ведь, кажется, учишься? Или нет?
Сам Изольд нисколько не комплексовал от отсутствия высшего образования, при том особо никогда. Вот братец - тот да, вполне неплохо окончил университет. Но сейчас они почти не общались, и родственник, кажется, вообще завел семью, что для Штрассенберга-старшего оставалось за гранью реальности.
- Если хочешь, я найду для тебя дело, как-никак в отеле места всегда есть... - он усмехнулся краешком губ, а затем и вовсе засмеялся. - Кроме того, дом у меня тоже не маленький. Но какой в этом смысл? - для Изольда смысла в подобных убеждениях и впрямь было немного. Он привык, что, если есть деньги и можно тратить их на развлечения, - зачем навязывать себе работу? Впрочем, краем сознания мужчина все же уважал подобное проявление независимости.